Евреи любили и желали детей. Среди регулярно рождавшихся мальчиков и девочек появлялись время от времени Самуил, Давид, Илия… А от престарелых Иоакима и Анны родилась со временем и Благословенная в женах – Дева Мария. А когда приближалось время от Её чистых кровей прийти в мир Сыну Благословенного, в этом же народе, 6 месяцами ранее, родился Предтеча Спасителя. И родился Он также от весьма престарелых родителей.
Когда человек детей не хочет, то их отсутствие для него – исполнение желаний. А когда люди детей хотят, то их отсутствие – почти проклятие. Есть разве что утешение – вспоминать Авраама и Сарру и их долгую бездетность. Но это – слабое утешение, поскольку любой скажет: «То – Авраам, а это – ты, рядовой грешник».
И тяжело даже представить, с чем сравнить то глубокое смирение и печаль, которые носили в себе Захария и Елизавета, словно клеймом отмеченные бездетностью. Мы так не ощутим глубину их скорби, поскольку живем иначе, в других смысловых координатах.
Есть ещё одна интересная грань долгого испытания бесплодием. Кроме смирения, которое должно было родиться в душах супругов, и кроме отчаяния или ропота, которые ни в коем случае не должны были родиться, было еще нечто. Это «нечто» — умирание или хотя бы замирание страстей.
Каков вообще смысл старости? Вне религиозного подхода смысла в ней нет. Вне восхождения к Богу она – пытка немощью и частичная расплата за совершенные ошибки. У старости появляется смысл лишь при наличии вечной перспективы. Тогда она – время опыта и отхода от суеты. Тогда она – движение навстречу к Богу и время молитвы. Сама прожитая жизнь обтачивает человеческую душу, и старику быть наглым и дерзким, глупым и похотливым так же противоестественно, как камню на морском берегу противоестественно не быть гладким и обточенным волнами.
Страсти должны умирать в человеке по мере накопления прожитых лет. В этом смысл старости. Должна умирать похоть, сребролюбие, болтливость, зависть, злопамятство. Должна крепнуть вера и предчувствие иной жизни. Современная культура пытается хвалиться именно тем, что молодит омертвевших, что создает условия для продолжения жизни страстей в преклонном возрасте. Но Захария с Елизаветой жили в иные времена и по-иному. Живи они сейчас, Предтеча, быть может, и не родился бы.
Они жили по-иному, то есть правильно, «ходя в заповедях и оправданиях Господних», и к моменту чудесного зачатия страсти увяли в супругах. Они не передавали своему благословенному дитю весь багаж страстей, который обычно в молодые годы родители передают первенцам. И первенцам, к слову, ой как нелегко от этих страстей живется. Они бывают буйны, как Рувим, и безрассудны, как Исав. Иоанну же должно было стать сыном горячих молитв, а не жарких юношеских объятий. Ему предстояло самому стать живой молитвой, и поэтому он родился у отца и матери в глубокой старости.
Вскоре предстояло и Деве понести во чреве от Духа Святого. Перед этим Бог творит последнее предваряющее чудо в женском естестве. Рождает старица. В девице ведь всё готово к зачатию, только нет мужа. А в старице всё умерло для зачатия, хотя муж есть. То, что Захария, онемевший после видения Ангела в храме, пришёл домой и, оставаясь немым до самого рождения сына, приступил к жене как к женщине – настоящее чудо, чудо – и последовавшая затем беременность. «Я дал силу зачать, не дам ли Я и силу родить», — говорит Господь через Исайю. Он дал силу родить и Елизавете, что было венцом чудес после обычного вынашивания, столь необычного в данном случае.
Предтеча родился. Его питали старческие сосцы, приучающие сына поститься с детства. Он, ничего не видя ещё глазами, видел Христа сердцем, когда бился во чреве матери, и та исполнялась Духом, благодаря сыну. В это самое время непраздная Мария стояла перед Елизаветой и удостаивалась от неё имени Матери Господа.
Родившись, Предтеча развязал язык отца, и тот стал пророчествовать, не в духе старого священства, приносящего кровавые жертвы, но в духе нового священства, благовествующего день за днем спасение Бога нашего.
Да развяжет же Предтеча и нам молчащие, неизвестно какой немотой связанные языки. Да польётся вновь, по его молитвам, столь необходимая человеческим душам, — проповедь деятельного и глубокого покаяния.
Предтеча родился, чтоб не только его родной отец перестал изъясняться знаками. Он родился, чтобы вся полнота Церкви, все царственное священство, все люди, взятые в удел, отверзли уста на молитву и беседу о едином на потребу.
Услыши нас, Иоанне, в день рождения твоего, и сделай так, чтобы раздались повсюду, где есть твой праздник, святые слова, рождающие исправительный стыд и смягчающие ожесточенные сердца. Ты – голос вопиющего в пустыне. Взгляни — наши заполненные людьми города в духовном отношении ничуть не лучше пустынь. Подобно пустыням, они бывают бесплодны и, как в пустынях, в них воют шакалы и встают обманчивые миражи. Но стоит раздаться царственному, львиному рыку твоей покаянной проповеди, как пустыня наводнится жаждущим спасения народом.
прот. Андрей Ткачёв